«Нет, не верьте на слово людям, рассказывающим, как они несчастны. Спросите у них только, могут ли они спать. Да — значит, все в порядке. Этого достаточно». Луи Фердинанд Селин. Путешествие на край ночи. Мишель Фуко в своем небольшом тексте «Другие пространства» вводит созвучное работе Мотолянца понятие гетеротопии. Речь идет об особенных местах, мифических и реальных одновременно. Эти места принадлежат пространству культуры, но, в отличие от «общих мест», они обладают неким особым, исключительным статусом. Их роль в том, чтобы, сохраняя связь с целым, универсальным, приостанавливать динамику существующих социальных отношений. Первый зал «Антиперсональной персональной выставки Семена Мотолянца, который понял, что он ничего не понял в современном искусстве» представляет собой материальное воплощение обозначенного в названии ироничного тезиса. Модернистская склонность к объединению пластических противоречий в рамках одной художественной стратегии, отмеченная Розалинд Краусс, соединяется здесь с присущей концептуализму критической дистанцией, включенной в само произведение. Утопичная, на первый взгляд, идея объединения людей во сне собирает экспозицию зала в некоторое единство. Нынешний этап развития капитализма, крушение целого ряда коммунистических проектов в недавнем прошлом, привели художника к размышлениям о сне как о важном политическом рубеже. Именно время сна, по мысли Мотолянца, этот ошмёток свободы, вводящий прерывание в логику рабочего времени, необходимо подчинить практике объединения, в противовес либеральному погружению в индивидуальный внутренний мир сновидца. Важно, что художник не проводит жесткой границы между физическим процессом сна и работой сновидения, что и делает его подход ближе к логике гетеротопии, которая включает в себя не только иллюзорный утопический горизонт, но и его материальные средства производства. Так художник пытается обнаружить более фундаментальный уровень связи между людьми и использовать его освободительный ресурс. Потенциал спящих уже был зафиксирован в научной фантастике сюжетами о путешествиях во времени и радикальных изменениях во вселенной, произведенных в процессе долгой многолетней спячки. Соотнесённость сновидений с будущим отмечалась многократно, начиная с античности. Для Мотолянца сон является продуктивной отсрочкой решения «больших вопросов» и представляет собой возможность выхода из тотальной игры капитализма. Спящие, объединяйтесь. Не смотря на всю невообразимость этого протестного лозунга, речь не идет об утопии в чистом виде. Да, мы оказываемся в странном, вымышленном месте, где точка зрения бодрствующего под вопросом, однако, оно слишком реально, чтобы быть утопией, слишком материально для не-существования. Белые детские одеяльца с цветными супрематическими вырезами, сшитые мамой художника; доски с «иероглифическими» надписями, созданными из обрезков — внутренних пространств фанерных букв, залитых белой дорожной краской; излюбленные Мотолянцем тексты-ширмы, образующие нечто вроде триптиха из буквенных решеток почти на всю стену, повторяющие слово «работа»; карандашный рисунок-подсказка в белой рамке, изображающий коллективный сон людей в каком-то казенном учреждении - все эти объекты не столько пользуются белизной стен легендарного «Борея», сколько сами оказывают должное почтение white cube. Различие между фигурой и фоном здесь минимально. Ассоциации зрителя, словно ассоциации анализирующего сновидение, разбегаются в разных направлениях. В первую очередь на ум приходит работа Малевича «Белое на белом», которая по мысли философа Аленки Зупанчич, открывает невозможное пространство взрыва вовнутрь и привносит в произведение искусства момент его невозможности, который становится также и моментом творчества: «Этот вакуум является привилегированным местом, из которого становится возможным творить, а также увидеть или понять, что было создано» (Zupancic 2003: 8). Летящие супрематические фигуры — яркие детские одеяла, торчащие из геометрических прорезей в белых пододеяльниках, напоминающие также кнопки гигантской игровой приставки, вводят измерение, связанное с утилитарной стороной авангарда, когда довольно сложный способ создания живописной поверхности в качестве объекта, трансформируется в идею дизайна. Ценная для художника мысль о коллективном сне в детском саду вызывает двойственную реакцию: и чувство умиления и наиболее трансгрессивные воспоминания. Стоило только воспитателю покинуть спальню учреждения, которое взрослые изобрели по модели дома престарелых или психиатрической лечебницы, как в ход шли все доступные для этого возраста средства практического изучения эроса. Симметрия экспозиции, простота размещения повторяющихся элементов вдоль стен указывает не столько на гармонию реализованной утопии, сколько на жуткое «доонтологическое» измерение, когда все смыслы, будучи равнозначными, создают радикальную неопределенность, и в любой момент, как в фильмах Дэвида Линча, могут обернуться своей противоположностью. «Белый куб» становится гегелевской «мировой ночью», травматичным моментом приостановки всех значений. Вопрос этого зала можно прочесть как вопрос связи, сформулированный на онтологическом уровне. Что задает саму форму, модус существования связи? Пробел, негативность, задающая все возможные серии соединений или связующая фигура, сама материальность промежутка должна быть опорным элементом конструкции? Иными словами, Лакан или Делез? Как можно мыслить трещину, которая неотделима от работы самого языка? Или же негативность следует понимать не в отношении чего либо, но как оригинальную позитивную силу? Художник, похоже, экспериментирует с обеими стратегиями. Дыры текста обрели свое материальное воплощение в его работах. Указывает ли получившаяся фактура на возможность нового способа коммуникации онейропротестующих, или, скорее, напротив, намекает на то, что изнанка языка всегда будет оставаться для нас нечитаемым шифром, следом инопланетного присутствия, тайнописью траектории нашего собственного желания? Идея сонного протеста допускает также и более приземленное прочтение. Если учесть, что основной идеологический фон появления искусства Мотолянца и художников его поколения, - это постмодернистская сурковская пропаганда, подразумевающая любую критику внутри магистральных идеологических клише, что блестяще продемонстрировал один из нашумевших шедевров эпохи— сериал «Спящие» (2017), то «протест во сне» становится чуть ли ни реалистическим описанием событий последних лет. Объединение во сне ради выхода из игры капитализма можно трактовать не столько как предложение альтернативной стратегии, сколько как парадоксальное отражение текущей общественной ситуации в России, когда опасная своей непредсказуемостью радикальная негативность подчинена большим скрепам. Автор текста Наталья Шапкина . «Объединение спящих». Литература: Краусс Р. 2003. Подлинность авангарда и другие модернистские мифы. М.: Художественный журнал. Фрейд З. 2006. Толкование сновидений. М.: СТД. Zupancic A. 2003. The Shortest Shadow. Nietzsche’s Philosophy of the Two. Massachusetts Institute of Technology, Zupancic A. 2017. What Is Sex? Massachusetts Institute of Technology.