«Мыльная» глава в художественной деятельности Семёна Мотолянца началась с группы «Мыло» в 2007 году. Будучи в дуэте с Дмитрием Петуховым, Мотолянец выбрал мыло как материал и одновременно инструмент, который никто из его сотоварищей прежде не использовал. Художники делали из него объекты и скульптуры, варили его, кусали и ели, раздавали, устраивали целые «мыльные» катки и, конечно, мылись и мыли. В настоящий момент группа уже не функционирует, но Семён продолжает работать с мылом и развивает свою философию, связанную с ним. Произведения, представленные на выставке в галерее «Борей», образуют новую серию работ, где мыло использовано не как реди-мейд, а взято как образ, и его практический смысл замещен метафорическим. Шаткие неустойчивые пирамидки из глянцевого керамического мыла – это альтернатива фарфоровым слоникам, стоящим на комоде в каких-нибудь буржуазных апартаментах. Маленькие таблички на основании внезапно вносят дискурс времени: «Ещё 20 минут», «Постоянство длится пять часов», «Ещё 328 лет», – и работы становятся абсурдистским мерилом то ли потерянного, то ли оставшегося времени. Эта тема продолжается и в другой серии, которую сам художник называет «Часы», – белые боксы с двумя кусками мыла внутри, одним настоящим с графикой и другим – керамическим. В этом визуализированном сравнении оригинала и его копии исчисление времени проявляется в совершенно новом измерении возвышенного. Керамическое мыло как «положительное возвышенное», то есть нечто, что остается неизменным среди тленности всего окружающего, и настоящее мыло как «отрицательное возвышенное», или нечто конечное, распадающееся с течением жизни и навевающее мысли о бренности мира, – эти меры выбраны художником, чтобы тем самым отмерять нужные ему временные отрезки и самого себя сделать мерилом времени. Говоря об искусстве Мотолянца и о нём самом, нужно сказать, что Семён – художник, ускользающий от проговаривания смыслов и от ответов на вопросы и играющий на множественных гранях комического, хотя сам он это отрицает. Ирония, а чаще –  самоирония, выстраивают фундамент для искусства автора, а обрамлением становятся некоторая туманность, неясность, недосказанность идей, что укрепляет позицию произведения в области возвышенного. Этот баланс между комическим и возвышенным, между главенством формы над идеей и идеи над формой – создаёт абсурдистские ситуации, когда зритель оказывается в пространстве зыбкости и неустойчивости, порой даже когнитивного диссонанса, и это проявляется не только в работах, связанных с мылом, но и в живописи, и в перформансах, и в его «люстрах» или «форточках». В настоящей выставке художник также физически создает подобные обстоятельства, помещая по центру небольшого зала шаткую конструкцию из хозяйственного мыла и старой мебели. Эта повторяемость одного и тоже – мыла – как бы вбивает последний гвоздь в дискурс возвышенного, предоставляя зрительскому глазу визуализированную идею бесконечности, безграничности в сочетании с зыбкостью мира и долей юмора. Елизаветва Матвеева